Глава XIII

Историческая литература о «Слободской Украине». – Слободы. – Неправильное объяснение этого слова. – Несвободное поселение черкас. – Несвободное занятие земель. – Инструкция по этому поводу. – Зависимость полковника от областного воеводы.

Историческая литература о «Слободской Украине», если не считать научных трудов проф. Д.И.Багалея[1] и отчасти преос. Филарета, довольно бедна. К тому же труды прежних исследователей – голословны; многие сведения об отношении Москвы к новой окраине (и обратно) не верны; некоторые вопросы освещены, по нашему мнению, неправильно. Это доказывается подлинными архивными документами, не вложенными совсем в основу их исследований. Некоторые сочинения, например, Лесевицких, Кондратьевых (?), харьковского полковника Тевяшева, должно быть интересные, как принадлежавшие современным, местным деятелям, до нас не дошли. Известно только, что таковые были.

И вот прежние писатели, например, объясняли название «Слободская» тем, что переселенцы, придя в теперешнюю Харьковскую губернию, селились, где хотели, занимали себе земли, сколько хотели и делали, что хотели; словом, были совсем свободны в своих действиях (по народному произношению «слободны»). П.Головинский, например, пишет, что слободские полковники, поселившись, после объявили пограничным московским боярам об этом своём поселении и о поступлении в подданство с обязательством защищать границы.

Писалось, что позднее Москва ласково и постепенно, особенно с Петра Великого, прибрала их в свои руки. Свободные поселения свои черкасы называли слободами, почему и сами стали называться «слобожанами».

Слово «слобода», как обозначение поселения, весьма древнего происхождения. Говорят, что в старину так назывались сёла действительно свободных людей, но также обозначался и пригородный посёлок за стеной. Например, в Москве были слободы «Ямская», «Казённая» и т. д. Могли ли жители их почитаться «слободными» (свободными)? Позднее слободой стали называть селение, в котором больше одной церкви, в котором собираются ярмарки. Следовательно, это слово, утративши своё первоначальное значение, было в употреблении задолго до заселения Придонецкой Украины. Около многих великорусских городов тоже были поселения, называвшиеся слободами. Князь Хилков в 1647 г.[2] доносил Царю, что отдельных выходцев – черкас он «велел поставить в слободах» по Белгородской черте (это ещё до переселения черкас в Харьковский край), населённых такими же свободными людьми, каковыми были и все подданные Москвы. На том же основании, на каком эти поселения называли слободами, например, около Белгорода, называли их и в заселявшейся вновь Украине. При обилии в ней земли можно было и поселениям раскинуться широко, «слободно». И весь край получил название «Слободской», а жители «слобожанами», полки «слободскими». От типа поселений, а не потому, что население было свободно. И это название будто бы было присвоено Украине с самого начала заселения. Но это не так. Название это делается официальным значительно позднее. Нам не известно ни одного документа XVII в., который бы хоть раз назвал этот край «слободскою» Украиной, полки – «слободскими», черкас – «слобожанами». Пишется иногда «Государева Украина», «украинские городы», образовавшиеся полки именуются по городам – Харьковский, Сумской, Ахтырский, но (в XVII в.) никогда «слободской», а «черкасский»[3].

Первый, известный нам, документ, именующий полки слободскими, относится к 1732 г. – перепись[4] генерал-майора Хрущова и так называемый «Экстракт о слободских полках» 1734 г.[5] (составлялся в 1733 г.) – краеугольный камень прежних исследователей. Документ этот важен для истории края, но довольно краткий, не обнимающий всех вопросов и несвободный от разных явных неточностей.

Мы пишем это исследование почти исключительно на основании архивных источников; печатанные сочинения не имеются в нашем распоряжении.

И вот архивные документы говорят о свободе черкас иное. Конечно, и к ним нужно относиться с известной осмотрительностью. Но то обстоятельство, что все они рисуют одну и ту же картину полной зависимости черкас с самого начала поселения, с первых шагов, то объяснение слова «слободская» прежними исследователями по разным не документальным сведениям, преданиям и пр. не может почитаться обоснованным и правильным. Сколько помнится, проф. Багалей этого вопроса не затрагивал.

Свободны черкасы были только от власти помещиков, которых в крае первое время и совсем не было в прямом значении; свободны были от раных насилий со стороны власти и произвольных поборов. Правда, земли они не покупали, а занимали её, но с разрешения, чаще по отводу начальствующих лиц, но и то только «до указу», который был необходим для закрепления. Даже гетман Остранин[6] не сам себе занял землю: ему её дали, точно определив число десятин; отведенные чугуевцам земли отмежевали. Полковники черкасские владели землёй на основании царских жалованных грамот. Где же в этом отношении свободы («свободное занятие земель)? Правда, огромным преимуществом черкас было то обстоятельство, что они являлись здесь собственниками. Но и на «старозаимочные» земли правительство довольно скоро предъявило свои права и стало раздавать их переселяемым в край русским и иностранцам.

Вот как сказано в упомянутой выше инструкции относительно приходивших вновь на поселение черкас, что всецело относится и к уже поселившимся: «а которые черкасы учнут впредь (1660 г.) в Харьково приходить, и ему (воеводе) тех в Харькове приводить к вере (присяге), что им быть в Харькове под гос. высокою рукою на веки неотступно в вечном холопстве». Никаких беглых служилых людей из русских городов, холопей и крестьян приказано было «отнюдь не принимать». А «вольных людей», ни в каких городах в службу «ненаписанных», «небывших в тягле, не позволять принимать» «без государеву указу», «без отписок из полку бояр и воевод»; «а отсылать обратно с провожатым» и сдавать их под расписки воеводам тех городов, из которых они прибыли.

Собственно позволялось принимать черкас из Правобережной Украины, из малороссийских городов, но и последних «с отпуском тамошних воевод». Им приказывалось отводить земли. Переселения же черкас, уже записанных на житьё в города Придонецкой Украины, с места на место безусловно были запрещены.

Жестокое наказание ожидало всякого, кто позволял жить у себя или держал на службе людей (будь то город, село, деревня, хутор), не записанных в списках воевод. Где же эта свобода поселения, где свобода занимать земли – свобода, послужившая основанием для названия страны?

Во время происходивших в Приднепровской Украине и на Дону смут переселенцев усиленно ласкали, обещали и давали жалование, но принятую систему колонизации неуклонно систематически проводили.

В начале поселения черкасы всех разрядов (полковые, пашенные, мещане) были подчинены воеводе. Все дела, возникавшие по челобитьям («на государево имя») предоставлялось ему «судить и сыски всякие сыскивать и расправу во всяких делах меж их делать против гос. указу». «Харьковских служилых и жилецких русских людей и черкас службою и всяким ратным строением и расправные большие дела велено (было) ведать» белгородскому воеводе, которому и харьковский был подчинён.

Стеснённые во многих отношениях заведенными порядками, черкасы иногда заявляли протесты. Они выражались в участии во вспыхнувших в Малороссии и в других местах бунтах и в побегах за рубеж. Таких беглецов старались ловить. Беглецов наказывали, водворяли на прежнее место жительства, а то и на новое – в Сибирь с неповинными женами и детьми. Приведём один эпизод, как иллюстрации.

Сотник валковских казаков[7] Марков бежал из города. По доносу приятеля, сына боярского Протасова, был пойман поджидавшими людьми и закован в «железа». Судя по принятому направлению (вниз по р. Мжу), можно предположить, что сотник хотел бежать не в Москву, как после показывал, а на Дон, «за пороги», обычное место всех угнетённых. Наказание Маркова хорошо рисует тягость тогдашней жизни. Если очень плохо жилось сотнику, человеку даже грамотному, а таких тогда ценили, обставленному много лучше рядовых, то как же жилось тогда прочим!

«Побрёл было я , бедной», говорил на допросе Марков, «к Москве с бедности – пить, есть нечего, помираю женишкой и с детишками и с людишки (бывшими у него в услужении) с голоду бить челом Государю, чтобы меня, бедного,…велел отпускать в деревнишко для оброченка, чем бы мне…прокормиться».

Что Марков действительно был «бедной», свидетельствует сам воевода, которого перед тем сотник скверно «облаял».

За спиной у беглеца «в колчиге» (катомка, верно) нашёлся только «небольшой хлебец, да соль и два ножа» - ничего больше. Одет был Марков бедно – «в чекменишке сером да черках», вооружен одним бердышом. Сотник задолго подготовлял свой побег; доносчик, приятель, караулил его «в день и ночь» в течение семи суток. Если бы он не был так беден, то в далёкую дорогу взял бы с собой хотя немного денег, да и оделся бы (февраль) не в ветром подбитый чекмишко.

По словам П. Головинского («Сл. коз. полки»), «слобожане», по своём водворении, зажили припеваючи – избыток, привольная жизнь. Духовенство было свободно, народ тоже. Украина крепла, приняла на себя защиту границ Московского государства, за что казаки и пользовались, по его словам, свободным занятием пустопорожних земель, свободным казацким устройством, свободой выборных казаков от службы строевой (т. е., верно, от военной службе Москве вне границ своей Украины; - если П.Головинский имел это в виду, то это далеко не так), свободно промышлять всякими промыслами, наконец, свободой от податей и повинностей, кроме военной казачьей (для защиты своих поселений).

Вот так или почти так писалось о «Слободской» Украине на основании царских грамот, преданий, некоторых печатных источников XVIII в., полных неточностей, а также сочинений – Квитки, Головинского, даже Срезневского, и отчасти преос. Филарета, вводя в заблуждение и последующих исследователей. Они как бы отрицали тот факт, что Москва все переселения, начиная с первого, направляла сообразно своим целям, по большей части сама устраивала поселенцев, не жалея средств на это. Черкассы пришли, как сами о себе говорили, «до конца разорённые», без ручного даже оружия. Приходилось оделять их всем, даже – хлебом, пока они «пашни не распахали». Правда, в грамотах говорилось, чтобы во внутренний распорядок не  вмешиваться. Даваемая же воеводам инструкция нередко шла вразрез с раньше отданными указами. Инструкции («наказы») – это наши современные циркулярные распоряжения, отменяющие или изменяющие законы до неузнаваемости. Пользовались казаки якобы свободным выбором полковника, - да, но утверждался-то полковник всё той же Москвой. Примеры неутверждения и отставления бывали. В наказе говорилось: «А полковые службы черкасы судом и никакими расправными делами (воеводе) не ведать, А будь у харьковцев у русских людей и у черкас городовой службы учиняется ссоры полковые службы черкас и таких челобитчиков отсылать к харьковскому полковнику Григорию Донцу, А с полковником Григорием Донцом и со всеми полковыми черкасы держать совет и ласку». И этот пункт в наказе появляется позднее (1685 г.). До полковника Донца, бывшего в большом фаворе у всего начальства, этого не было. До него все обязанности полковника лежали на воеводе. Но и полковник в свою очередь далеко не был самостоятельным. Во всех полковых делах он вполне зависел от воеводы «большего полка» - белгородского, являвшегося начальником всех ратных сил подчинённой ему области. Он водил их в походы против неприятеля, непосредственно черкасам неугрожаемого; следовательно, свободой от строевой службы, как говорил Головинский, выборные казаки опять-таки не пользовались.

Наш вывод о далеко непроизвольном расселении пришельцев основывается на многих архивных источниках, не бывших известными прежним исследователям.


[1] «Очерки из истории колонизации и быта степной окраины Московского государства», изд. 1887 г., и др. Автор знаком с некоторыми сочинениями почтенного историка, но при составлении настоящего труда, за исключени-ем «Материалов» к означенным «Очеркам», за неимением, не пользовался ими, а равно почти и всеми печатны-ми сочинениями по истории Слободской Украины по той же причине.

[2] Д. И. Багалей. Материалы, т. II, док. № 8.

[3] Белгор. ст., столб. 599, лл. 862-870.

[4] Д. И. Багалей. Матер. т. I, док. № 65.

[5] Там-же, т. II, док. №43.

[6] Остренин, Остряница.

[7] Белг. стол., столб. 338, лл. 843-913.