1913 год. Некролог протоиерея Рождество-Богородичной церкви Василия Петровского

4-го апреля с. г. в 6 час. вечера после упорной продолжи­тельной болезни тихо скончался благочинный 3 Сумского округа протоиерей о. Василий Петровский на 71 году своей жизни. Приход Рождество-Богородичной церкви слободы Юнаковки потерял своего маститого любимого пастыря, округ лишился поистине выдающегося о. благочинного. Скончал свое земное поприще муж выдающихся способ­ностей душевной и незаурядной деятельности. Уже краткий пере­чень его служебной деятельности дает понятие о том, как много пришлось поработать в своей жизни почившему. Вот этот пере­чень. По окончании в 1865 году курса в Харьковской духовной семинарии со званием студента и с награждением серебряной медалью, в 1866 года 12 июня почивший определен на священническое место к Рождество-Богородичной церкви слободы Юнаковки; с 1876 по 1907 годы он состоял за­коноучителем Юнаковского мужского училища; с 1868 по 1879 годы кати­хизатором по 3-му Сумскому благочинному округу; с 1870 по 1897 годы законоучителем Юнаковского женского училища; в 1874 году утвержден сотрудником Харьковского епархиального попечительства о бедных духовного звания; с 1878 по 1879 годы состоял законоучителем Локнянского (ближайшее к Юнаковке село) земского училища; с 1883 по 1903 г. блюсти­телем за преподаванием Закона Божия в народных училищах 1-го благочинни­ческого округа Сумского уезда; с 1884 по 1907 годы заведующим и законоучителем Юнаковского двухклассного училища Министерства народного просвещения; с 1887 по 1894 годы миссионером 1-го благочинного округа Сумского уезда; с 1894 года заведующим местной церковно-приходской школы; с 1899 по 1903 годы в должности духовника по 1-му благочинному округу Сумского уезда и с 1903 благочинным 3-го Сумского округа.

Воспитанник суровой дореформенной школы, с честью ее окончивший, испытавший и всю горечь бедности при учении, почив­ший о. протоиерей выработался в строгого к своим обязанностям, стойкого на своем посту деятеля; и как ни многообразна была его деятельность, он сумел с честью нести все возлагавшиеся на него обязанности. Как священнослужитель – почивший о. протоиерей был прекрасным образцом, к сожалению, уже редкого в наше время типа иереев – службистов. Строгая уставность в нарочитые дни бо­гослужений, постоянная забота о чинности и благолепии церковных служб вообще, предусмотрительность в том, чтобы даже какая ни будь мелочная случайность не нарушила общего чина службы, – все это делало и рядовые церковные службы почившего особо торже­ственными, праздничными. Почивший в высшей мере обладал спо­собностью управлять своим голосом (быть может эта способность вы­работалась у него еще в дни учения, когда он состоял архиерей­ским певчим). Произношение возгласов, молитв и особенно чте­ние евангелия в его устах отличалось особою проникновенностью, производившею неотразимое впечатление, потому что и малозначитель­ные, второстепенные фразы получали свой особый и должный отте­нок в модуляции голоса, и это богатство оттенков делало давно знакомые возгласы и евангельские чтения всякий раз как бы но­выми, впервые услышанными. Эта же способность усиливала и впе­чатление от его поучений, всегда немногословных, сердечных, не­заурядных и по выбору темы, и по той, буквально, выточенной форме, в которую эта тема облекалась. Здесь мы встречаемся с новым, богатым даром личности почившего – даром слова, красноречия. Помимо того, что он был образцовым церковным проповедни­ком, он и вообще был прекраснейшим оратором, неистощимым и остроумнейшим и в выборе предмета для слова, и блестящим в выражениях. В каком бы торжестве ни участвовал почивший о. протоиерей — церковно-общественном, юбилейном, семейном – всегда у него было готово приличное случаю слово и всегда выдающегося качества. По одному и тому же случаю за несколько часов по несколько раз приходилось ему говорить, и он с честью выхо­дил из этого положения, и трудно было решить – какое из этих вы­ступлений лучше, – так неистощим он был в своем даре слова. Естественно, что этот дар слова, между прочим, помог ему про­явить себя и редким по качеству школьным законоучителем, а что покойный действительно был таковым, об этом ясно говорит и послужной его список, отметивший за целый ряд годов (до 10) благодарность и признательность ему от дирекции народных училищ и училищного совета; а лица, близко наблюдавшие эту де­ятельность почившего, с полным восторгом отзываются о нем, как образцовом законоучителе. И несмотря на это – он, по соб­ственному признанию, до самого последнего времени не шел на уроки Закона Божия не подготовившись; со всей силой убеждения, созданного многолетним опытом, он советовал также поступать и другим законоучителям.

Выдающийся в служебных отношениях, как приходский пастырь, почивший и в житейских отношениях, старался неослабно высоко держать знамя звания иерейского. Всегда сановитый, но доступный и простой, вдумчиво относившийся к каждому своему слову и движению в обществе, снисходительно выслушивавший и легкий шутливый разговор, он сам предпочитал серьезную, поучитель­ную речь, а шутку умел облекать в форму изящной мудрой сен­тенции, даже о внешнем виде своем старался, чтобы он соответ­ствовал высоте его звания: всегда до щепетильности чисто одетый, он даже в своей иерейской среде никогда не снимал рясы и наперсного креста, чтобы облегчить себя, например, за столом, любил и в других иереях это выражение внешнего представительства. Насколько внимательно относился он к внешнему своему поведению в неслужебных сношениях, достаточно говорит собственное его признание, что в этом отношении он всю жизнь работал над собою.

Было бы существенным пробелом в воспоминании о почив­шем не отметить и его общественной деятельности. Начало его па­стырства совпало с первыми годами существования земства; и такой значительный пункт, как слобода Юнаковка, потребовал и значитель­ной, сравнительно с другими, деятельности Сумского земства. В это время высоко даровитый, образованный, беззаветный труженик и полный сил священник, каким тогда был покойный о. про­тоиерей, явился незаменимым помощником представителей земства, как местная интеллигентная сила. Почти ни одно начинание земства в Юнаковке не приводилось в исполнение без большого или меньшого в том участия покойного. II до сих пор памятна для многих возникшая на этой почве дружба о. протоиерея, тогда просто о. Ва­силия, с председателем тогдашней земской управы, известным в то время местным деятелем Алчевским, а наглядным памятни­ком этой стороны деятельности почившего осталось двухэтажное обширное здание двухклассного училища Министерства народного просвещения[1], которого он был строителем и в котором в течение 27 лет он состоял заведующим и законоучителем. Вспоминая доброе настроение прихожан того времени и свое неограниченное влияние на них во всех добрых начинаниях, о. протоиерей говорил: «я быль царь»!.. – с таким усердием откликались они на его пред­ложения.

Уже на склоне дней своей многозаботной жизни – в 1903 г. покойный был назначен благочинным церквей вновь выделенного 3-го Сумского округа; и здесь было завершение трудов его; здесь же во всей силе проявилась еще одна сторона его духа – административные способности. От природы богато был одарен «внут­ренний человек» покойного; во всей полноте был использован многолетний и многосторонний опыт жизни, и в лице почившего явился незаменимый «муж совета». Недолго, всего 10 лет, благочинствовал он, но как много пользы принес он духовенству округа своей выдающейся эрудицией; как часто всеми, знавшими его деятельность, как благочинного, высказывалось сожаление, что не на 10-20 лет раньше началось это его служебное поприще! для всех священников округа памятна та заветная книжечка, куда в течение многих лет, еще задолго до благочиния своего, покойный отмечал все важные распоряжения духовного начальства и где всегда не трудно было найти требуемое разрешение недоуменных вопросов, часто выдвигаемых практикой церковноприходской жизни. Не дол­жно забывать, что первые годы благочиннической деятельности покойного совпали с годами, так называемого освободительного движения, внёсшего свою долю разрухи и в жизнь церковноприходскую: по­явились и церковные старосты революционного направления, оппози­ционно к вековым устоям приходской жизни настроились целые приходы, или значительные их части, увеличилось и число жалоб­щиков на духовенство за якобы вымогательство при требоисправлениях; и все эти тревожные явления необходимо отражались и на деятельности благочинного, увеличивая и без того сложные обязан­ности этой должности. Можно представить – сколько беспокойства до­ставляли все эти дела покойному о. протоиерею, каждое дело лю­бившему исполнить самым наилучшим образом? Но с Божией помощью всегда с честью выходил он из этой массы всевозмож­ных положений на пользу приходов и духовенства округа. Да, не скоро округ забудет такого о. благочинного!..

Такова в общих чертах деятельность покойного о. протоиерея на служебном поприще. Выдающийся отмененный её характер спра­ведливо оценена, и епархиальным начальством, и прихожанами. Все, доступные для сельского священника, награды имел покойный, а к ордену Владимира IV степени причислен уже в то время, когда пред­стали пред Лицо Воздаятеля всяческих – по смерти. От прихожан и почитателей имел и юбилейные святые иконы, и драгоценный напер­сный крест.

В семействе покойного было 4 сына и 2 дочери. Счастливо протекала его семейная жизнь до последнего десятилетия, когда Богу угодно было посетить ее испытаниями, и испытаниями тяжкими.

В 1902 году неожиданно для всех знавших скончалась от малярии супруга о. протоиерея, до тех пор полная сил и здоровья жен­щина, а вскоре в полном расцвете жизни умер и один из сыновей его, уже состоявший по окончании университета на службе. Приблизительно с этого же времени стало заметным, что давнишняя слабость легких, которой страдал покойный, получила характер неизлечимой болезни; ни специальное лечение, как поль­зование кумысом, ни курортная жизнь существенной пользы не приносили, и только до высшей степени регулярная жизнь поддержи­вала слабевший организм и давала возможность работать, и работать непрерывно, как того и требовала должность благочинного, – и застоя в делах в этом отношении никогда не было. Сила духа видимо препобеждала слабость телесную. В эти трудные для покойного годы истинным ангелом – хранителем его была его младшая дочь, которая одна из детей еще оставалась при нем; со всем рвением нежной любви берегла она покой и силы почившего, осо­бенно в то время, когда болезнь его принимала обостренный ха­рактер. II много дней жизни сохранила покойному эта самоотвер­женная заботливость беззаветно любившей и также беззаветно лю­бимой дочери! Но за полтора года до смерти покойного вышла замуж и эта дочь. Остался о. протоиерей один, как пест, с своим недугом, но работать не перестал, и все также безостановочно текла его деятельность по благочинию. Грустно было видеть это одиночество, видимо грустил и сам о. протоиерей, но духом не падал и даже вида скорбного старался не показать. Вообще, не смотря на злую, продолжавшуюся десятки лет, болезнь, прекрасна была преждевременная старость этой жизни, как награда за строгую воздержность с молодых лет – замечательно ровный характер, твердый голос, ясный взгляд, прямо державшаяся фигура, твердая походка, всегда благолепный вид! Последняя весна оказалась ро­ковой для покойного о. протоиерея: уже с 1-й недели Великого поста силы его начали заметно падать – близился конец жизни! По умирало изможденное тело, а сила духа еще крепилась; ясно сознавал покойный, что дни его сочтены и с полным спокой­ствием говорил, о том с посещавшими его; принял св. таинство елеосвящения, неоднократно был напутствован св. Тайнами; при­готовил завещание и два других наставления специально для детей, завещав вскрыть одно тотчас по смерти, другое на 3 – й день; между тем, безостановочно и с полною тщательностью продолжа­лась его деятельность по благочинию, и только уже совсем не задолго до смерти он послать просьбу епархиальному начальству о передаче дел по должности благочинного своему помощнику.

Наступило 4-е апреля. День этот о. протоиерей начал, приоб­щившись в последний раз св. Таин и спокойно ожидал приезда вызванной из Киева любимой своей дочери, при встрече которой разыгралась незабываемая для свидетелей трогательная сцена взаим­ной родственной любви. С одной стороны, вызванная тревожной телеграммой, утомленная путешествием дочь старалась радостно встретить больного, чтобы не обеспокоить его своим удрученным видом; с другой – отец, доживающий, буквально, последние часы жизни, старался не обнаружить безнадежности своего положения и этим «не огорчить» (точное его слово) любимой дочери, поднялся с смертного одра, чтобы приветствовать ее при входе, для чего нужно было пройти две комнаты. Еще хватило у покойной силы духа вести разговор с любимой дочерью, еще позже они даже подписывал какой-то документ, принесенный к нему о. диаконом, а уже в 6 часов вечера при чтении отходной тихо почил... Ясен был закат этой длинной, трудной, но ясной жизни!..

С вечера того же дня начались литии и чтение Евангелия священниками у гроба почившего. В течение следующего дня не­прерывной цепью тянулись к дому прихожане – отдать последний долг усопшему своему пастырю – поклониться его гробу, а в 5 часов вечера, сопровождаемый сонмом священнослужителей, при громадном стечении народа, в присутствии местной интеллигенции – почитателей усопшего, между двумя шпалерами учащихся, которых в Юнаковских училищах до 800, почивший о. протоиерей совершил уже в самый последний раз краткий, но торжественный путь от своего дома до своего храма, путь, измерявшийся им чуть не ежедневно в продолжении целых 47 лет. Дорога, усыпанная ельником, печальный перезвон колоколов, гроб – все указывало, что это ше­ствие покойного было невозвратным, но плохо мирилось с этим чувство, не ясно сознавалось, что окончилась навсегда еще одна большая жизнь!.. На следующий день (в Лазареву субботу) литургию совершили соборне пять священников, а в 11 часов того же дня было совершено и отпевание почившего. Не смотря на такой день, как суббота великого поста, в отпевании участвовало 11 священников и 2 диакона. Пред началом отпевания священником села Басовки о. Г. Стуканевым была сказана речь в форме поучения к прихо­жанам, в которой трогательно изображалась вся значительность и тяжесть утраты с большой пользой и много лет трудившегося на приходе пастыря; указывалось, что главные черты личности усопшего до высшей степени поучительны; что у гроба нет места другому чувству, кроме благостного христианского всепрощения; речь окончи­лась увещанием вознести усиленные мольбы при гробе об упокое­нии усопшего и впредь не оставлять творить о нем молитвенное во­споминание. А среди отпевания после чтения евангелий священником села Алексеевки о. Г. Золотаревым было произнесено надгробное слово, обрисовавшее богатую дарованиями личность почившего, ко­снувшееся всех сторон его деятельности и с особенною трога­тельностью отметившее деятельность усопшего, как мудрого совет­ника, незабвенного о. благочинного.

Ярко светило солнце, сиял позолотой обновленный тщанием настоятеля к недавнему 100-летнему юбилейному торжеству, вели­чественный храм, по-прежнему среди сонма священнослужителей на первом месте был этот настоятель, но... в гробу!.. А восхищаю­щий душу чин иерейского погребения при стройном пении двух певческих хоров неуклонно продолжался; вот и «последнее це­лование»... Подавленные рыдания семьи почившего, общий плач... Наконец, как бы на волнах примиряющего «Помощник и по­кровитель» гроб, поддерживаемый священнослужителями, тихо поп­лыл из храма; еще один самый последний раз обошел насто­ятель вокруг вверенного его попечению храма, как бы обнимал его своею заботливостью и остановился пред могилой, прилепившейся к самой алтарной стене. Краткая лития, последние рыдания, гроб в могиле... и уже радостно гудят колокола, как отклик звуков той жизни, «идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание»...

Сотвори же, Господи, в той стране радости упокоение со свя­тыми и новопреставленного священно-протоиерея Василия!..

Вечная, вечная ему память!



[1] Только в самое последнее время оно переделано в одноэтажное.