Памяти профессора Харьковского университета Егора Кузьмича Редина

            28 и 29 апреля 1908 года в Харьковских газетах  «Утро» и «Южный Край» появился ряд траурных объявлений о кончине профессора Е.К. Редина – от семьи покойного, ректора университета, председателя историко-филологического общества и его педагогического отдела, от правления общества попечения об учащихся в низших училищах.

            29 апреля в № 9372 «Южного Края» помещен следующий некролог, посвященный Памяти Е.К.Редина:

            «Памяти профессора Редина – на редкость хорошего человека, трудолюбивого и талантливого, отличного товарища, гуманного, неизменно доброго, общественного деятеля. Прожил он весьма мало, всего 44 года, но и в короткий срок своей деятельности он сделал много добра и внес много знаний – более всего в Харьковском университете, в положении профессора, редактора «Записок» и заведующего музеем изящных искусств и древностей; затем многое им сделано в историко-филологическом Обществе, в положении многолетнего секретаря, в Обществе пособия нуждающимся учащимся, где он был до болезни председателем и душою дела, в приюте имени Н.А. Северина, созданном главным образом его усилиями.  Везде он настойчиво шел по пути добра и справедливости.

            Егор Кузьмич был не только профессором на кафедре истории искусства. Любовью к прекрасному была насыщена его прекрасная душа, и он сумел сочетать стремления к истине и красоте, науку и искусство в одно стройное и гармоническое целое.

            Егор Кузьмич, сын крестьянина, родился в 1863 г. в селе Старшем, Курской губернии Дмитриевского уезда. По окончании 2-й Тифлисской гимназии в 1884 году поступил на историко-филологический факультет Новороссийского университета. Направлением своих специальных занятий и руководством в них обязан профессору  Н.П. Кондакову, читавшему, помимо общих курсов по истории искусств. и специальные. По окончании курса наук в Новороссийском университете, в 1888 году, с получением золотой медали за сочинение: «Киево-Софийский собор, исследование его мозаичной и фресковой живописи», оставлен на два года для приготовления к профессорскому званию, но с прикомандированием к С.-Петербургскому университету; здесь вновь специально занимался под руководством профессора Н.П. Кондакова. По выдержании магистерского экзамена, командирован в 1891 году за границу, где, кроме общего знакомства с памятниками искусства, в течение двух лет занимался специально памятниками древне-христианского и византийского искусства, наиболее в Италии, а затем Париже, Лондоне, Вене, Берлине, Мюнхене и других городах, в музеях и библиотеках. С 1893 г. начал чтение лекций по истории искусства в Харьковском университете и, кроме того, с 1894 г. по 1898 г. преподавал русский язык и словесность в женской гимназии Д.Д. Оболенской; в 1906 году читал лекции в городской художественной школе. В 1896 г. получил степень магистра теории и истории искусств по защите диссертации «Мозаика Равенских церквей»; в 1901 г. возведен в звание и.д. экстраординарного профессора. В 1898 г., с мая по сентябрь, был командирован за границу для научных занятий в монастырях Афона – в качестве члена экспедиции, организуемой академией наук, и для изучения памятников античного и христианского искусств Греции.

            Покойный написал большое число статей и исследований, и несмотря на частые отвлечения в сторону филантропической и научно-просветительной деятельности, подготовил и закончил в рукописи громадную докторскую диссертацию. Но… вечіронька на столі, а смерть за плечима.  Он успел прокорректировать всего около пяти печатных листов, и в рукописи осталось материала приблизительно листов на пятьдесят печатных, с массою (свыше тысячи) рисунков. Этот грандиозный вклад в науку находится ныне в верных руках – графини П.С. Уваровой и профессора Д.В. Айналова - друга покойного, и, наверно, будет ими издан, как лучший научный памятник, сооруженный покойным собственным великим трудом.

            В научно-общественном отношении Е.К. был большой творческой силой. Нужно только вспомнить, какой огромный успех в Харькове имел ХII археологический съезд, особенно его превосходные, богатые выставки. Успех  этот в огромной степени обусловлен был чрезвычайным усердием профессора Редина. Достаточно сказать, что два огромных тома трудов предварительного комитета редактированы покойным и семь больших каталогов составлены им же.

            Нужно еще отметить, что благодаря Егору Кузьмичу, музей изящных искусств обогатился несколькими новыми отделами: церковным, созданным всецело покойным, археологическим и местным, в значительной мере им собранными, по его личной инициативе и его неусыпными трудами. В последнее время, благодаря его хлопотам, возник отдел картин местных художников.

            Среди многочисленных трудов, покойный не упускал случая  послужить своими знаниями Харькову и Харьковскому  университету, с которым глубоко сроднился. Он предпринял немалый труд – осмотреть все харьковские церкви и описать все их старинные вещи; он дал ряд статей о харьковских деятелях в области искусства – Бецком, Алферове, Матушинском; ему принадлежит ряд статей об университетском музее.

             В Редине была одна чрезвычайно симпатичная черта – глубокая отзывчивость к людям науки, в частности к своим учителям и товарищам. Своим главным учителям по искусству – Кондакову и Кирпичникову – он посвятил большие исследования. Кончина проф. Дринова вызвала ряд его глубоко сочувственных статей. Смерть Буслаева, Помяловского, Стасова, западных ученых де Росси, Добберта, Крауса он отметил подробными некрологами. Благородная черта – нравственная поддержка своих товарищей и горячий интерес к их научным трудам - была глубоко присуща покойному.

            Покойный не чуждался политики, но она имела для него случайное и второстепенное значение. Он аккуратно нес свой избирательный бюллетень, трудился в первых  избирательных комиссиях, состоял в числе выборщиков в первую Государственную Думу от партии народной свободы; но проходили выборы, и Е.К. погружался в ближайшие живые научные и филантропические цели. Неизменно сохраняя нравственную чистоту освободительных стремлений, он служил родине на наиболее твердой и устойчивой научной и просветительской  почве, и рядом - на почве чистой филантропии, особенно в приложении к детям, участвуя во многих благотворительных Обществах, в одних личным трудом, в других – взносами.

            Накануне смерти, когда уже началась агония, я старался, как мог, ободрить умиравшего товарища, а он мне в ответ ласковым, полушутливым тоном промолвил: «Я не беспокоюсь; книги я все возвратил университету и никому не должен». Действительно, он  накануне отправил в университет массу книг, как университетских, которыми пользовался для диссертации, так и свою личную большую, ценную библиотеку, единственное для него дорогое достояние.

            Около двух лет тому назад Е.К. написал глубоко прочувствованную статью о скончавшемся тогда профессоре М.С. Дринове, произнес ее в многочисленном собрании, в присутствии многих русских и болгарских ученых, а напечатал ее лишь за две недели перед своей кончиной. Многие его выражения так применимы теперь к нему самому, что я закончу настоящую поминку грустными словами самого Е.К.: «Нет более среди нас Егора Кузьмича Редина, дорогого, высокочтимого товарища. Смерть жестокая, неумолимая, похитила его, и он ушел туда, откуда нет возврата, ушел, оставив осиротелую семью, ушел, покинув то дело, для которого работал всю свою жизнь… Мы потеряли навсегда его, дорогого, добрейшего, с его чистой душой, трогательно нежной, отзывчивой на все доброе и прекрасное, с его обширными познаниями, которые он щедро отдавал науке и родине. Мы скорбим об этой великой, незаменимой утрате».

                                                                                                      Профессор Н. Сумцов.

            В одной из столичных газет ныне также покойный профессор Л.Н. Шепелевич поместил следующую поминку

Памяти проф. Е.К. Редина.

            27 апреля  скончался в Харькове на 45 году жизни ординарный профессор истории и теории искусств Егор Кузьмич Редин. О нем можно сказать, что он пал подобно воину, надорвавшему свои силы трудами походной жизни.

            Трудно представить себе более работоспособного и выносливого человека. Еще на университетской скамье он поражал товарищей своим прилежанием. Ученик академика Н.И. Кондакова, покойный пользовался его руководством в Одессе и Петербурге, а за границей закончил свое профессиональное образование.

            В Харькове он стал читать лекции с 1863 года, вступил в заведование музеем изящных искусств и беззаветно предался интересам науки, преподавания, общественной деятельности. Его работоспособность была неисчерпаема, и следовало думать, что этот физически крепкий человек проживет еще долго на пользу науки и общества. Однако неумолимый рок судил  иначе… Проболев менее года, Е.К. скончался.

            Обширная ученая деятельность покойного представляет собой и по количеству (около 100 работ), и по содержанию весьма ценный вклад в науку искусства и археологии. Во всех археологических съездах, в многочисленных экскурсиях Е.К. принимал деятельное участие. Он собрал ценную коллекцию древностей для университетского музея, привел его в порядок, состоял много лет секретарем харьковского историко-филологического общества и предварительных комитетов археологических съездов. Образцовый преподаватель, он читал прекрасно обработанные курсы по истории искусства. В общественной деятельности Е.К. .проявлял такое же бескорыстие и самопожертвование: в качестве председателя общественного пособия нуждающимся низших учебных заведений он сделал много хорошего.

            Это была светлая, ничем незапятнанная личность! Необыкновенной доброты, предупредительный, Редин был «не от мира сего». В нем не было ни тени искательства. Это было сердце великое и чистое, душа, чуждая земных дрязг. Его бесконечная кротость  и доброта сделали его общим любимцем университета.

            Покойся в мире, дорогой товарищ, витязь, сломивший свою мощь самопожертвованием для науки и общества! Твои труды и благой пример на много лет переживут тебя, праведник.

Л. Шепелевич.

 

            В № 426 «Утра» 29 апреля помещен следующий некролог 

Памяти проф. Е.К. Редина.

            В 1893 г. в нашем университете появился новый представитель кафедры теории и истории искусств приват-доцент Егор Кузьмич Редин. Он только начинал тогда свою и ученую и общественную деятельность.

            Все 15 лет лучшей поры своей жизни Егор Кузьмич провел в Харькове и, можно сказать, отдал их Харькову, все более и более привязываясь  к нему своими и научными и общественными интересами.

            В момент появления Егора Кузьмича в Харькове ни один человек его не знал, теперь вряд ли можно встретить хотя одного среди культурных слоев Харькова, кто бы не знал Егора Кузьмича или, по крайней мере, не слышал о нем.

            А из тех, кто имел счастье быть с ним в общении по тому или иному поводу, найдется ли кто-либо, у кого при вести о безвременной его кончине не навернутся слезы на глаза и сердце не сожмется от душевной скорби?

            Удивительная скромность была всегда выдающейся чертой Егора Кузьмича. Тихо, незаметно работал он свою работу и под конец своей недолгой жизни в научной области он является одним из самых видных представителей по своей специальности, в общественной – одним из самых популярных деятелей в Харькове. Он не искал этой популярности, но его деятельность была всегда так высоко-культурна, так была чужда каких-либо эгоистических расчетов, так была всецело посвящена интересам других, что он невольно привлекал к себе сердца всех. Его чудная, кристаллически  чистая душа, его бедное больное сердце, так сильно бившееся любовью ко всем, а особенно к несчастным, обездоленным, нуждающимся, представляли такую дивную красоту душевной гармонии, от которой, раз узнав ее нельзя было уйти.

            Тяжелая, жестокая болезнь – болезнь сердца – подкралась внезапно  и сразу наложила свое суровое veto на все духовные интересы покойного. А между тем только что начата была печатанием докторская диссертация, - плод многолетних трудов, печатался под его наблюдением Сборник Историко-филологического Общества, устраивался приют имени Н.А. Северина, развивалась деятельность общества пособия нуждающимся учащимся в низших училищах г. Харькова, в котором Егор Кузьмич был председателем, где все увеличивавшиеся нужды настойчиво требовали изыскания все новых и новых средств, угнетала забота о перестройке 1-й школы общества грамотности, лежавшая на нем как попечителе этой школы, и множество было других забот и других интересов.

            «Врачи запретили не только заниматься, но даже читать», - говорил он мне – «я подчиняюсь им, но они требуют, чтобы я поменьше думал – этого я не могу исполнить…Я часто не сплю по ночам, проснешься – думаешь, думаешь, я не могу перестать думать, мысли сами идут в голову».

            И такой душевной скорбью проникнуты были эти слова, такие тяжелые безотрадные мысли одолевали его по ночам!

            Как горько, как обидно сознавать, что смерть погасила этот светоч в тот момент, когда он только что так ярко стал разгораться, когда свет и тепло от него захватывали все большее и большее пространство! Пылкие мечты, горячие упования, добрые желания – где все это?

            Ведь все этим покойный жил до последней минуты.

            Собираясь в Крым, он брал с собою рукопись своей диссертации, книги. Он мечтал, поправившись в Крыму, снова взяться за прерванную работу!

            Смерть все прервала!

Пр. доц.  Е. Трифильев.

 

            На выносе тела профессора Редина в университетскую церковь присутствовали: ректор университета Д.И. Багалей, проректор И.В. Нетушил, бывший попечитель харьковского учебного округа С.А. Раевский, декан историко-филологического факультета Н.Ф. Сумцов, председатель харьковского общества грамотности В.М. Козлов, профессора историко-филологического факультета, студенты – близкие ученики покойного, учащиеся городских школ с преподавательским персоналом и много почитателей его и знакомых. На гроб были возложены венки: «Незабвенному товарищу – от совета Харьковского университета», «Дорогому товарищу – от историко-филологического общества», - от правления общества попечения об учащихся г. Харькова – «Своему незабвенному, председателю, проф. Е.К. Редину», от ректора Д.И. Багалея, от семьи и других. Гроб с останками почившего  был вынесен на руках товарищами и поставлен на катафалк. Процессия направилась по Мало-Гончаровской улице, Жандармской площади, Екатеринославской улице, Павловской площади и Университетской улице – в университетскую церковь. По пути были отслужены  краткие литии – перед Дмитриевской церковью и университетским музеем.

            29 апреля после заупокойной литургии в университетской церкви состоялось погребение профессора историко-филологического факультета Е.К. Редина. Заупокойную литургию совершал приват-доцент университета о. Иоанн Филевский. На заупокойной литургии и панихиде присутствовали: городской голова А.К. Погорелко, ректор университета Д.И. Багалей, проректор И.В. Нетушил, бывший попечитель Харьковского учебного округа С.А. Раевский, председатель историко-филологического общества декан историко-филологического факультета Н.Ф. Сумцов, председатель Харьковского общества грамотности В.М. Козлов, председатель общества попечения о нуждающихся учащихся в низших учебных заведениях А.Ф. Комаров, профессора университета, студенты и много почитателей покойного. По окончании литургии, священником о. Иоанном Филевским у гроба Е.К. было сказано прочувственное слово.

Слово о. Иоанна Филевского.

 

                                                                                       «Приидите, последнее целование дадим,

                                                                                        братие, умершему, благодаряще Бога».

                                                                                        Из чина «погребения мирских человек».

Чего все мы так опасались, что постоянно тревожило нашу душу, то и сбылось. Преждевременная смерть безжалостно вырвала из среды нашей дорогого товарища, незабвенного Егора Космича.

Как тяжела эта утрата для его молодой семьи, для старых друзей, для нашего общества, для науки, для нашего университета, для всех знавших и любивших почившего! Как томительна, грустна эта разлука - разлука навеки, у этого немилосердного гроба, полного горячих слез и безмерной горести!

И только в молитве к Богу, в упованиях религии Христа – Спасителя мы находим успокоение, отраду среди этих ужасов смерти, среди этих холодных дыханий могильной тишины мертвого гроба.

Молитва – сердце нашей религии, душа нашей веры в творящего и спасающего Бога. Это – чистая струя христианского благочестия. Сама религия развилась и расцвела в Богослужении из этой молитвенности нашего духа, созданного по образу и подобию Божию.

И да будет благословен вовеки этот пречистый дар молитвы - дар нашей религии, - как вожделенная помощь нашей слабости, как необходимая  поддежка нашего ничтожества  и бессилия в борьбе с «последним врагом» (1 Кор. 15, 26) нашим – смертью и демонами ада!

В этой непреоборимости, в этой дивной силе молитвы и мы почерпаем утоление жгучей боли, суровых печалей. В благодатных дыханиях, в ясных предчувствиях ее приходим мы  с любовью к этому гробу, и несем свое последнее целование умершему, благодаряще Бога.

За что же благодарить Бога при виде злой смерти, среди тяжелых испытаний, среди ропота измученного сердца? За жизнь почившего.

У гроба каждого человека сходятся два пути: один – уже пройденный - путь прожитой жизни, известный нам, весь пред нами, и другой - только начинающийся, исполненный тайны великой, погруженный в пучину неведомого.

Жизнь человека – неизъяснимое чудо любви Бога живого  и истинного, все творящего и претворяющего.  И мы этому чуду только потому не удивляемся , что сроднились с ним родственной связью, сжились с ним навсегда.

Что такое человек? – Горсть праха земного. Вот он «безобразный и бесславный», «неимущий вида, ни доброты»! Что может быть плачевнее этого зрелища?

Но по вечной, незыблемой воле  Того, Кто создал и небо и землю, Кто солнечные лучи превращает в неописанное великолепие вселенной, эта «персть земная» (Быт. I, 26) оживает, какбы изникнув из какой-то глубины, глядит на Божий мир, живет жизнью высших духовно-разумных существ, идет дорогою свободной, преодолевает тяжелое коснение в случайных границах слепых законов природы, создает светлый мир нездешних дум, святой любви и неумирающей дружбы, своей работой оставляет неизгладимый след в жизни людей, в истории человеческого труда и творчества, а когда сходит в могилу, вызывает горькие слезы, скорбь, сожаление о вечной разлуке.

И, видя эту жизнь, радовавшую нас, светившую нам, мы благодарим Бога за нее. Он взял от нас дорогого, любимого нами человека; но Он и дал его нам, и мы радовались в «час светения» его.

В безмолвной, неземной тишине гроба – разгадка святыни жизни протекшей. Умер человек, угас, как тихий день в чистой лазури небес, потух, как усталая заря. Частности характера сглаживаются: тени, бледные, никнут долу, забываются; все случайное, видимое, «преходящее» теряет свое значение; обрисовывается милый и незабвенный образ покойного его души, его идеалов, его совести, и вся история его жизни хранит нам одну «вечную память» о нем.

Прошедшая жизнь Егора Космича была «исполнена плодов правды» (Фил.I, II), украшена и оправдана теми делами, о которых сказано в Писании: «Дела наши идут вслед за нами» (Апок.14, 13), идут вслед нам, окружая каждого, как атмосфера землю. Покойный на жизнь смотрел, как на святой подвиг. Он был воодушевлен верой «в святые заветы небес». Это был убежденный идеалист, человек высоких стремлений и честности, образованный труженик науки, искренне расположенный к учащейся молодежи. Он всегда был  на «страже своей» - всегда за своей работой, за делом, за занятиями своего духовного призвания. На этом трудовом пути, за этой самоотверженной работой «на ниве святой» застала его и роковая болезнь, сведшая его в эту раннюю могилу.

По силе духовной привязанности нашей к почившему нелегко говорить нам о его редких товарищеских отношениях, а по заботливости нашей о близких его, смущенных горем смерти, не смеем указывать на примерные, личные его достоинства, как друга, как отца, руководителя, благоразумного и миролюбивого.

В кругу друзей и знакомых, в обществе и школе почивший всегда пользовался глубоким уважением, и смерть его вызывает общее соболезнование, искреннее сожаление.

За все это мы благодарим Бога.

Но как бы ни была прекрасна земная жизнь человека, она только чудный полевой цветок (1 Петр. 1. 24), только прелестное сновидение (св. Григорий Богослов), «временное мечтание» в сравнении с вечностью, с «океаном нестареющего блаженства». Это только утренняя заря вечернего дня, незаходимого света в царстве Христовом, в царстве любви, милосердия и упоения Богом. У гроба только начало этой новой бесконечной жизни, неземного бытия.

Гроб не погашает светлого сияния духовной жизни, блаженства бытия Божественной природы в человеке. И над гробом горит  утренняя звезда завета возрожденья, жизни бессмертной, и на могиле цветут белые и невинные иммортели, дышащие творческой тайной, благоухающие Божьими силами.

Наша любовь к усопшему, наша дружба, наша память о нем не умирают в ужасный час смерти, а только видоизменяются, преобразовываются, продолжаются с новой силой, с новой энергией, развиваются в бесконечных в лучших озарениях и чувствах, в восторгах – вечных и святых, в думах благих и творческих. Со смертью прекращаются только видимые и случайные связи наши с покойными, а незримые - те, что вечно живут и никогда не умирают - только все больше проясняются в своей нетленной красоте, только все больше освобождаются от тех стеснений и преград, от тех условностей, которыми сковывали их злые шумы грешного мира, сомнения и тревога, печаль и труд, упорный и тяжелый.

Духовный союз с усопшим нерасторжим. У Бога, Творца и Владыки таинственного мира, нет смерти и тления. У Него все вечно, непоколебимо, неизменно. «Бог наш не есть Бог мертвых, но живых» (Матф. 22, 32). «И всякий, живущий и верующий в Меня, - говорит Христос, - не умрет во век» (Иоан. 11, 26). У Бога все живы. Потому «и никто из нас не живет для себя, и никто не умирает для себя. А живем ли, для Господа живем; умираем ли, для Господа умираем; и потому живем ли, или умираем, всегда Господни. Христос для того и умер, и воскрес, и ожил, чтобы владычествовать и над мертвыми и над живыми» (Рим. 14, 7-9).

То состояние человека, которое называется смертью, есть только таинственный переход из временной жизни в вечную, в жизнь иных пределов и измерений, иных духовных ценностей и оценок. Смерть открывает дверь из заточенья земного в край родной, в Божий радостный чертог, в обиталище душ блаженных (Иоан. 14, 2), где немолчное светлое хваление, молитв святых благоухание «на алтарях кадильных пред Богом» (Апок. 8, 3-4), вечное забвение всех земных страданий, где так ясно слышен сердцу Бога зов: «прийдите благословенные Отца Моего, наследуйте царство, уготованное вам от создания мира» (Матф. 25, 34). Смерть и есть «день рождения», как и называли ее древние христиане, т.е. разрешения и переселения в эту новую лучшую жизнь, жизнь вечных благ.

Оттого, несмотря на все ужасы и страхи смерти, мы чаем воскресения мертвых, ждем нескончаемой «жизни будущего века». Для нас загробный путь озарен ярким и всеобнимающим радостным светом. Усопшие и живые – все в одном могучем «союзе любви», « николиже отпадающей» ( 1 Кор. 13, 8), все превозмогающей.

Вот почему и на устах наших и в сердце нашем искрится огонь молитв за усопших и после отхода их из этого «мира печали и слез». В молитвах этих мы мысленно, всеми чувствами нашей души, всеми желаниями нашего сердца, всей пламенной верой нашей приближаемся к усопшим, устремляемся за ними «туда», в ту «землю живых», в тот мир вечных идеалов, красоты и истины, где «живут и не умирают» (Псал. 26, 13), чтобы и нам еще жить с ними, жить всегда, вечно, неразрывно.

Окружим же, братие, и мы гроб почившего святыми упованиями нашей религии, осветим непроглядную тьму его присносущим светом веры в воскресение и бессмертие «Христа, блистающася  и: радуйтеся – рекуща», согреем его теплотой любви неистощимой, беспредельной.

Темнее сумрак - светлее, ярче кроткая лампада. Холоден мрак этого гроба, пусть сильнее, яснее звучит наше моление о царстве упокоения, о царстве предвечного света, о блаженстве таинственного рая, восходящее хвалою смиренной к Божьему престолу, в нетленную радость первозданного единения земной, человеческой жизни с небесной, с чистым Божеством

Помолимся же: «Покой, Спасе наш, с праведными раба Твоего, и всего всели во дворы Твоя якоже есть писано, презирая, яко благ, прегрешения его вольные и невольные, и вся, яже в ведении и неведении, Человеколюбче. Аминь.

 

После панихиды ректор университета Д.И. Багалей сказал следующее

Речь ректора Д.И. Багалея.

«Какой тяжелый год для нашего университета: утрата за утратой! На нынешний раз смерть оказалась по отношению к нашей университетской семье особенно жестокой, особенно безжалостной, хочется даже сказать, особенно несправедливой. Она взяла у нас одного из самых энергичных ученых работников, в расцвете его духовных сил, деятеля, от которого можно было ожидать впереди еще многих трудов, который многие годы мог быть еще прекрасным преподавателем, незаменимым устроителем и обогатителем университетского музея древностей и искусств и столь же незаменимым и ревностным двигателем научных изданий нашего историко-филологического Общества. Но всякий, кто близко соприкасался с этим  в высшей степени скромным и тем не менее замечательным по своей активной, творческой энергии человеком, засвидетельствует, что жизнь его представляла сплошной беспрерывный труд на пользу науки и столь необходимого для России просвещения. Для этого неустанного труда он не щадил своих сил и в 45-летнем возрасте довел свой крепкий, сильный, крестьянский организм до обветшания, преждевременной старческой дряблости, до артериосклероза. К этому присоединились еще тяжелые материальные и нравственные условия, в которых он находился всю свою жизнь, вместе, впрочем, с массой других лиц, избравших для себя столь тернистый ныне путь профессора. Не прошло бесследно проживание на холодных и тесных, сырых харьковских квартирах, оказала свое гибельное влияние вынужденная работа во время каникул. И несмотря на такие неблагоприятные условия, почивший сумел оставить глубокий след во всех сферах своей деятельности: он стяжал себе имя выдающегося ученого, особенно в области  христианского и византийского искусства, где он является достойным учеником академика  Н.П. Кондакова. Еще в студенческие годы, вместе со своим другом Айналовым, он выполнил ученую работу, которая навсегда связала его имя с самым древним и замечательным памятником русско-византийского искусства – фресками Киево-Софийского собора. История того же христианского искусства служила предметом его магистерской диссертации (мозаики равенских церквей) и целого ряда более мелких исследований. Материал для этих исследований он открывал на месте – в Италии, а затем в музеях и библиотеках. Парижа, Лондона, Вены, Берлина, Мюнхена. Уже 10 лет тому назад его авторитет в области христианского искусства был столь велик, что он был избран членом экспедиции, организованной академией наук для изучения памятников Афона. О его глубоких познаниях и ученом авторитете в области истории искусства вообще ярко свидетельствуют многочисленные критические оценки сочинений западно-европейских ученых – французских, немецких, английских, итальянских, оценки, помещенные в таком выдающемся ученом издании, как «Византийский Временник». О его глубокой эрудиции всякий мог убедиться, кто слышал его доклады, посвященные оценке трудов выдающихся деятелей в области истории искусств. О широте его научных интересов в избранной им области занятий, свидетельствует состав библиотеки, созданной им при нашем университетском музее. Широту и глубину ученой деятельности Е.К. сумел, однако, сочетать с самою интенсивною и высоко полезною работою, посвященною изучению местных древностей и памятников искусств – и здесь он оставил после себя, поистине, драгоценное для нас наследство. Исключительно его энергии, трудам и беззаветной любви к делу мы обязаны возникновением в нашем университетском музее не существовавшего там ранее отдела местных церковных древностей. Он сам собрал эту драгоценную коллекцию памятников местного искусства, при своих поездках по Харьковской губернии, и сумел отстоять и сохранить его в интересах науки в университете. Ему в значительной степени музей обязан созданием отделения местных древностей, происхождение коих тесно связано с выставкой при ХII археологическом съезде, который опять таки ему главным образом обязан своими блестящими результатами. Свидетельствую об этом, как товарищ по работе Е.К., как председатель предварительного комитета, секретарем и душою которого был Е.К. Меня, привычного к работе, поражали его необыкновенная трудоспособность и энергия. В два-три месяца он не только устроил несколько отделов выставки, но и составил и отпечатал огромный каталог массы  разнообразных предметов. А когда окончился совет, он и тогда не мог отдохнуть, ибо должен был отправлять предметы владельцам. Так надрывал свой могучий организм этот фанатик труда на общее благо. Огромное количество энергии положил он также на дело изучения местных древностей и искусств и на никому невидимую тяжелую работу редактирования многих томов Сборника харьковского историко-филологического Общества. И здесь его деятельность оставила по себе крупный след.

Успокойся же теперь вечным сном, дорогой незабвенный друг, всю жизнь подвизавшийся подвигом добрым и честным на благо просвещения; твоя жизнь всегда будет служить примером беззаветной преданности науке; память о тебе никогда не умрет в нашем университете, в Харькове и крае, в будущих поколениях учащих и учащихся».

Затем гроб с останками проф. Е.К.Редина был вынесен из церкви на руках товарищами почившего и поставлен на катафалк. Печальная процессия двинулась вверх по Университетской улице. За гробом несли городское знамя, шли, кроме присутствовавших в церкви, учащиеся городских школ с преподавательским персоналом и много народу. У могилы первым говорил бывший попечитель харьковского учебного округа С.А.Раевский; он сказал следующее:

 

Речь С.А. Раевского.

«Еще одна свежая могила, готовая навеки скрыть от нас богато одаренного, но до крайности скромного, доброго и симпатичного человека.

Егор Козьмич страшно любил науку, чрезмерные занятия которой, быть может, и свели его в преждевременную могилу.

Будучи глубоким ученым, погруженным в науку, тесно связанный с университетом, Е.К., как и весьма большое число выдающихся русских профессоров, не мог сосредоточить все свои силы исключительно на любимых им занятиях, так как и не мог не отзываться на вопросы общественной жизни, требующие просвещенных деятелей, в которых чувствуется у нас постоянный недостаток.

В среде общественной деятельности Е.К. сосредоточил свою работу на низшем начальном образовании народа, из недр которого он сам вышел. Е.К. принимал деятельное участие в устраиваемых комиссиями народных чтений харьковского Общества грамотности чтениях для народа в качестве лектора. Его отчетливое, громкое, весьма выразительное и вполне художественное чтение очаровывало слушателей, которые боялись проронить хоть одно слово, произносимое Е.К.

Любивший искусство, Е.К. желал ввести в знакомство с ним и народные массы, с какой целью им были прочитаны  две популярные лекции в Народном доме – о памятниках искусства, найденных при раскопках Помпеи.

Е.К. в течение многих лет состоял попечителем 1-й школы Общества грамотности на Москалевке. Много любви и теплого отношения к детям и учащим он внес в это дело. Е.К. особенно беспокоили теснота и плохие гигиенические условия этой школы, построенной 40 лет тому назад, рассчитанной на 80 учеников и вмещающей в настоящее время вдвое большее число детей. Он мечтал о перестройке школьного здания с целью не только расширения его, но и предоставления детям бедняков, обучающимся в школе, столь необходимого для них  света, тепла и воздуха. Преждевременная кончина Е.К. не дала ему возможности осуществить свою мечту, но справедливость к этому  выдающемуся общественному деятелю требует, чтобы харьковское общество, многим обязанное Е.К., не ограничиваясь лишь возлагаемыми на его гроб венками, для выражения своего к нему почтения, осуществило его мечту о перестройке Москалевской школы, попечителем которой он состоял.

Близко стоя к народной школе, Е.К. не мог не заметить нужды бедных учеников, которым часто недоставало одежды и обуви, чтобы правильно посещать школу. Доброе сердце Е.К. не могло быть спокойно при виде этой подавляющей нужды. Потому понятно, что при открытии Общества попечения об учащихся в низших школах, Е.К. делается ревностным членом этого Общества и, в качестве его председателя, почти что до последних дней руководил деятельностью этого симпатичного учреждения.

Мало жил Е.К., но много сделал в течение своей короткой жизни. Память об Е.К. – не только как об ученом, талантливом профессоре, но и благодарном, отвечающем на все доброе человеке. Мир праху твоему!».

 

Затем профессор историко-филологического факультета В.П.Бузескул сказал следующее:

Речь профессора В.П. Бузескула.

«Опять перед нами вырыта могила, опять утрата, тяжелая, незаменимая в полном смысле слова. Умер замечательный труженик, ученый  и профессор удивительной работоспособности и трудолюбия, беззаветной любви к своей науке, оставивший после себя большое научное наследие, длинный ряд трудов, преимущественно в области древне-христианского, византийского и русского искусства, один из главных организаторов археологического съезда в Харькове и университетского музея  изящных искусств в его нынешнем виде, создатель его церковного и других отделов. Умер человек редкой скромности, чудной души, можно сказать, «человек не от мира сего», идеалист , все помыслы которого направлены были на служение высоким идеалам истины, добра, всего прекрасного. Как ученый исследователь и профессор истории искусств, Е.К. работал до самоотвержения, не покладая рук, не зная отдыха, над отысканием истины, он с любовью освещал то огромное, что было скрыто в древне-христианских, византийских и русских памятниках, и он служил добру не только в том смысле, что знание есть добро. Его доброта в особенности проявлялась в отношении к детям; сам выйдя из среды народа, он, столь преданный науке и всегда занятый, влагает свою душу в дело помощи нуждающимся питомцам народной школы. К Е.К. в значительной степени применимы слова, которые он посвятил «памяти В.М. Гаршина». Я не могу удержаться, чтобы не привести их, так они характеризуют усопшего. Тут Е.К. вспоминает евангельские заветы: «Люби ближнего своего», «будь человеком кротким, незлобивым», «положи душу свою за други своя».. С его точки зрения, «истинная культура озаряет наш ум, душу» и стремления ко всему доброму, прекрасному. «Жизнь наша», говорил Е.К., полна страданий, бедствий, несовершенств. Сколько вокруг нас совершается несправедливостей, унижений, обид слабого, издевательства над ним! Сколько бедности, нищеты! Сколько невидимых для нас горьких слез проливается… Сколько вокруг нас темного невежества, грубости, дикости!.. Если бы мы относились к ним с полной восприимчивостью нежной, чуткой души, то должны были бы прийти в ужас, устыдиться самих себя. И среди нас появляются чистые идеальные существа, словно посланники далеких высоких небес, с благородной любвеобильной душой, чуткой, отзывчивой ко всему прекрасному, к чужому горю, страданию… Но тяжело этим лучшим из людей» среди нас… Много терзаний, мучений, страданий душевных переживают они от этой действительности. И она, наша действительность, побеждает их в молодых годах:  еще не успев расцвести, проявить в полной силе дары, заложенные в них природой, они отцветают, падают, поникают головой, словно нежные цветки, захваченные неожиданно сильным морозом».

Так говорил Е.К. по поводу В.М. Гаршина; но таким человеком с благородной, чуткой душою, отзывчивым ко всему прекрасному, к чужому горю, страданию, был и он сам;  таким он  и погиб – если и не в пору молодости, то все же в полном расцвете лет, не успев всего завершить, что мог и что задумал… Тяжела судьба русских ученых, и тяжелый рок тяготит над ними, редко им суждено долголетие… Много сил и много лет упорного, неослабного труда отдал Е.К. последней своей работе, главной, самой крупной, и он не имел даже утешения видеть эту свою работу вполне законченной и напечатанной: болезнь сразила его, когда работа закончилась.

По евангельскому слову – чистым сердцем обещано блаженство. Будем верить, что там, где нет ни болезни, ни печали – в царстве вечной истины и добра, обретет блаженство чистая душа усопшего».

 

Последним говорил почетный член Общества о нуждающихся учащихся, Д.П. Максименко.

Речь Д.П. Максименко.

«На меня возложена печальная миссия сказать последнее слово прости незабвенному Егору Кузьмичу от имени общества попечения о нуждающихся учащихся в низших учебных заведениях г. Харькова. Общество это возникло в 1901 году, а с 1902 года начало свою деятельность. С самых первых дней работы Общества Егор Кузьмич состоял товарищем председателя, а с 19 ноября 1902 года председателем правления. Эти обязанности он нес вплоть до весны прошлого года, когда тяжелая болезнь приковала его к постели и привела затем к могиле.

Стоя во главе Общества, Егор Кузьмич вносил всю свою душу в его деятельность. Будучи сам сыном крестьянина, прошедшего тяжелую школу нужды по пути своего собственного образования, Егор Кузьмич с необыкновенной чуткостью, готовностью и искренностью шел навстречу материальной нужде учащихся городских начальных училищ – учащихся, огромный процент которых принадлежит к беднейшей части городского населения. Егор Кузьмич живо чувствовал, что материальная нужда весьма часто становится тяжелой помехой на пути к образованию, не только высшему или среднему, но и элементарному. Он употреблял все силы своей энергии, чтобы деятельность Общества была как можно шире, и заражал этой энергией всех своих сотрудников.